Солнце на краю мира - Антон Шаманаев

– Мы же с тобой пьяные! Что, автопилот?

– Тут недалеко, полиции не бывает. Не беспокойся, я полностью в норме, – произношу я с уверенностью суперагента. – Тебе понравится.

Усаживаю Дженнифер на пассажирское место, запрыгиваю сам, мотор стартует, и мы лихо перелетаем через забор. За нами столбом поднимается вырванная трава с землей. Дженнифер охает, но не пугается. Мы летим вниз и вверх по холму через поле, по-над лесом, за которым погасло солнце, над чьими-то виноградниками и оливковыми рощами, высаженными по косогору. Кроны деревьев мелко трепещут под оверкаром. Наконец, мы выбираемся на проселочную дорогу с глубокой колеей от тракторов, и дальше движемся по ней.

Проселочная дорога петляет, забираясь на холмы и скатываясь с них. Оверкар качается на ямах и перекатах. Дженнифер держится за ручку над собственной дверью. Мимо нас проносятся темные сарайчики, без единого огня, деревянные жерди заборов, кое-где опоясанные оголенным проводом с легким электрошоком для скота и буйных местных гуляк. Одинокие каменные домики с зажженными окнами. Чьи-то велосипеды, телеги и выпачканные садовые роботы, расставленные вдоль стен. Встретилось пара пацанов лет двенадцати, которые жевали травинки и настороженно, по-взрослому всматривались, кто там за рулем в нашем оверкаре.

Поднимаемся высоко в гору, холмы остаются позади. Домики исчезают, дорогу обступают скалы. За окном усиливается шум реки – она протекает поблизости, с самой вершины спускается в ущелье. Дженнифер неотрывно смотрит вперед на петляющий в свете фар серпантин. Круто накреняясь, мы пролетаем шпильку за шпилькой. Край дороги, переходящий в обрыв, обозначен редкими деревянными столбиками, часто вовсе не покрашенными. Однако ночью тут ездить даже безопаснее: издалека увидишь свет фар встречного и потихоньку с ним разъедешься, а большей опасности и нет. Временами налетает подспудный страх, видение несущегося на меня грузовика, но пьяный мозг легко отгоняет его. Грузовики здесь не ездят, тем более по ночам.

После очередной петли я вдруг сворачиваю с дороги, и по еле заметной тропинке мы углубляемся в заросли невысоких кустов. Шум речки усиливается. Выехав на взявшуюся откуда ни возьмись ровную полянку, я глушу двигатель и вылезаю.

Каменистая полянка освещена белым светом луны. В высокой траве, обрамляющей поляну, неистово трещат цикады. Впереди в лунном свете, как миражи, пролетают летучие мыши.

Перед нами бурлит речка. Справа она уходит далеко ввысь, перекатываясь через многочисленные пороги и камни. В каждой струйке каждого водопада отражается луна, отчего речка напоминает новогоднюю гирлянду. Я шагаю вперед и останавливаюсь у обрыва. Здесь крупный водопад промыл широкий, глубокий бассейн. Вода в нем – прозрачная, как слеза. Проглядываются огромные валуны, составляющие подводные стены этого бассейна, а иногда можно разглядеть и гальку дна. Блики белоснежного света играют в волнах, делая воду похожей на желе. У меня возникает знакомое желание броситься в воду, напиться ею сколько влезет, смыть с себя всю грязь, пот, пыль, вымыть запах асфальта, электролита и гари, порошок огнетушителя в волосах, осточертевший запах одеколона на шее, вяжущий привкус десятилетнего бордо во рту и все гнусные сомнения, которых в сегодняшнем дне было столько, сколько не было за последние пару лет… Я до отказа заполняю легкие душистым горным воздухом с запахом ручья и влажного мха и зажмуриваюсь.

Сзади слышится еле уловимое шуршание травы, а за ним – дуновение знакомого фруктового аромата. Дженнифер становится рядом со мной и тоже замирает, глядя вниз на мелькающие лунные блики. В ее взгляде – знакомая и такая родная таинственность. Мне нравится, что она смотрит на луну и мою речку так же, как это делаю я – смело, внимательно, почтительно, словно на старшего брата. Мы встречаемся глазами и улыбаемся. Она смотрит на меня долго, с еще не знакомой мне нежностью. В лунном свете ее лицо совершенно необыкновенно. Я шепчу одними губами: «Какая же ты красивая», – и, испугавшись, что она это прочитает, скорее ухожу с берега на поляну.

В кустах нахожу несколько веток и сооружаю из них и привезенных с собой поленьев небольшой шалашик. Разжигаю костер. Отсветы его вступают в полемику с лунными лучами. Костер добавляет всей картине желтые оттенки и смотрится несуразным пятном. Ничего, он нужен тут совсем для другого.

Я сбрасываю с себя кроссовки, штаны, куртку, рубашку, и в одних трусах возвращаюсь к обрыву. Дженнифер, увидев меня, задирает брови и застывает в беззвучном изумлении:

– Ты серьезно? – шепчет она. Я закрываю глаза в знак согласия.

Она бегом устремляется к костру, скидывает с себя вещи («Отвернись, ну что ты пялишься?») и остается в одном белье. В лунном свете ее голое тело кажется неестественно белым, как на гравюрах Гойи. Осторожно ступая изнеженными ступнями, прихрамывая от мелких камешков, она возвращается на берег.

– Ты первый, я боюсь.

– Здесь нет ничего опасного, – говорю я, вглядываясь в гальку дна. – Обещай, что прыгнешь сразу за мной.

– Обещаю, – говорит она тихо. Я не поворачиваюсь, но мне кажется, она придвинулась ближе ко мне.

В последний раз я вдыхаю полной грудью, напрягаю спину и «рыбкой» сигаю вниз. С обрыва до воды – метра четыре, но с непривычки они тянутся столь долго, что в животе основательно ёкает. Вонзаюсь в желанную воду и тут только вспоминаю, какая же она обжигающе холодная. От моей напыщенности вмиг не остается и следа, я стремительно выныриваю и начинаю барахтаться, как щенок. Продрав глаза от воды, смотрю вверх на Дженнифер, которая готовится к прыжку. Поза ее выражает решимость и безнадегу. Я кричу, что здесь здорово и чтобы она прыгала «солдатиком», если боится. Через секунду за спиной раздается оглушительный всплеск – похоже, «солдатик» был с поджатыми коленями – и спустя несколько мгновений, Дженнифер высовывается рядом, жадно глотая воздух и бешено дергая всеми конечностями.

– Ты не сказал, что тут так холодно! – кричит она, стуча зубами. – Ты с ума сошел!

– Средство от всех болезней, – отвечаю я и тоже стучу зубами, как дятел. – Давай выбираться, плыви за мной.

В заключительный раз заныриваю глубоко-глубоко, открываю под водой глаза и трогаю рукой сыпучее дно. Глаза окоченевают от холода. Под водой светло и удивительно прозрачно. Рядом барахтается Дженнифер, пуская пригоршни белых пузырьков, не понимая, куда я делся и куда плыть ей. Не чувствуя кожи, я наконец выныриваю у отвесного берега и берусь рукой за скользкую ступень в нижнем камне. Камень теплый и шершавый, а рука моя на нем синего цвета.

Дженнифер подбирается ко мне, судорожно хватается за тот же камень, и я подсаживаю ее, чтобы она выбралась на него ногой. Нащупав рукой опору следующего камня, она, как паук, бросается карабкаться вверх. Вся дрожит, согнулась колесом, с волос текут струи, губы шлепают и издают нечленораздельные проклятия. Я усмехаюсь и лезу следом.

У костра, стоя ко мне спиной, она стаскивает бюстгальтер и жадно заворачивается в рубаху, штаны и плед. Отжимает волосы и принимается греть руки у пламени. Я не спеша иду от берега, нарочито вальяжно ступаю по теплой траве, хотя сам еле сдерживаю стучащие зубы. Беру свои вещи и напяливаю на мокрое тело.

Дженнифер сидит на корточках у самого костра, выставив вперед руки и смотрит в одну точку. Поленья уже хорошо занялись, появились первые угли. Я достаю припасенную бутылку вина и кружки, наливаю до краев в каждую и ставлю с краю шалашика, к самым углям. Увидев это и осознав, что через несколько минут ее ждет горячий глинтвейн, Дженнифер, наконец, оттаяла и рассмеялась.

– Ты сумасшедший, – говорит она и пихает меня рукой. – А вдруг у меня было бы слабое сердце?

– Тогда ты бы не работала в безопасности, – улыбаюсь я. – Да ладно тебе, неужели это страшнее, чем ловить шпионов?

Она шутливо дуется:

– Да я вообще не испугалась, это я от неожиданности…

– Ты отважная, – говорю я доверительно. – Ты вообще молодец.

– Издеваешься.

– Нет же… На самом деле, холод – ерунда, многие элементарно спрыгнуть боятся. А ты без раздумий – раз, и плюх!

Она помолчала.

– Это у тебя особое место, куда ты девушек водишь?

Я сначала не понимаю, а потом внутренне спотыкаюсь. Вот опять она на эту тему…

– Да каких девушек?..

Прозвучало чересчур безрадостно, так что я поспешно добавляю:

– Я имел в виду друзей. Деев, например, полчаса разглагольствовал, прежде чем прыгнуть…

Мы сидим, я палочкой ковыряю угли и смотрю, как на черной, будто смола, поверхности вина возникают ниточки пузырьков. Спустя минуту, я беру кружки и одну протягиваю Дженнифер. Она берет ее пальцами за краешек ручки, чтобы не обжечься.

С первым глотком горячего, бьющего в нос, ароматного вина все становится иначе. Холода больше нет, недавнее «моржевание» вспоминается как забавное приключение, которое мы с легкостью повторили бы снова.